Читать интересную книгу Хам и хамелеоны. Роман. Том II - Вячеслав Репин

С какой стати командиру вздумалось выяснять отношения ночью на краю оврага? Почему выстрел пришелся прямо в лоб? Скупые объяснения, на которые Кадиев расщедрился, прозвучали неубедительно. Но и особых эмоций вид окровавленной туши Вареного ни у кого не вызывал. Отпетый уголовник, в боях не отличавшийся ничем, кроме кровожадности, бить врага предпочитавший в упор и на рожон никогда не лезший, разве что в лагере, среди своих, – никто не питал к нему особых чувств. Убитого попросту боялись.

Кадиев приказал предать тело земле, заодно перезахоронить и труп женщины. Двое абреков из группы Умарова отправились выгонять на работу пленных. По лицам не торопившейся расходиться братии Кадиев понял, что своего добился. Уркачам был преподан наглядный урок.

Двое взрослых и с ними подросток в дорогу отправились из Мескер-Юрта и уже вторые сутки покрывали километры пешком, огибая блокпосты, патрули и, где возможно, изъезженные участки дороги.

Старший из них, тридцатилетний Арби, по прописке числился в Грозном, хотя его чаще видели у родственников в Мескер-Юрте. Он давно поддерживал связи с теми, кто с января, после того как федеральные войска взяли под контроль городские районы, на время растворились в селах, а частично оттянулись в горы и отсиживались там в ожидании лучших времен. Арби Ахматова в горы звали свои дела, но на эту тему он обычно не распространялся. Дело осложнялось тем, что сам Арби понятия не имел, как добираться на новую базу, которую в начале зимы перенесли выше в горы. Связь зависла с декабря, с тех пор информации с гор не поступало.

Вместе с Арби в горы решил податься его брат Халид с намерением остаться там «до победного конца». В свою бытность таксистом в Грозненском Черноречье он подвернулся спецназовцам внутренних войск под горячую руку, загремел в комендатуру, поплатился за бесшабашность двумя сломанными ребрами и теперь был готов на всё, лишь бы не пережить подобное еще раз. К тому же и перебивался теперь без паспорта. Документы пришлось оставить при проверке на блокпосту, за ними просили прийти на следующий день, но так их и не вернули. Как жить без «основного документа»? Рано или поздно это обернулось бы каталажкой, «фильтром» и еще неизвестно чем.

Арби, как мог, отбивался от предложения младшего брата взять с собой соседского юношу. Пятнадцатилетний Дота жил с матерью у родни в соседнем дворе. Братья знали, что подросток, родом из бацбийцев и наполовину грузин, приходится Кадиеву племянником; как раз к Кадиеву, одному из командиров укрепрайона в горах, им и предстояло добираться. Родственная связь с таким человеком, как Леча Англичанин, не афишировалась. Ею не кичились ни мать, ни сам Доди – так Доту прозвали в округе. Но неусыпную опеку и даже молчаливую поддержку со стороны соседей такое родство всё же гарантировало.

Когда же паренек принялся слезно умолять, чтобы его взяли с собой, раз была возможность податься в горы, уверяя, что у него, мол, есть с дядей такая договоренность: если никто не приедет за ним в намеченный срок, он должен сам найти способ добраться до лагеря, – братья не знали, что и думать. Верить ли в слова парнишки? В то же время точно такие же инструкции имел Арби, исполнявший функции информатора: если связь обрывается, независимо от того, по какой причине это может произойти, инициативу должен проявить он сам.

Однако Арби уперся. Не столько из опасения, что в горах могли взгреть за инициативу, сколько из понимания, что предприятие сопряжено с риском. Дорога предстояла тяжелая. Арби не хотел взваливать на свои плечи дополнительную ношу.

Паренек, видя сомнения взрослых, выложил на стол свою козырную карту. Прошлым летом он побывал на запасной базе дяди Англичанина в верховье, куда в январе передвинули укрепрайон, после того, как потрепанным остаткам отряда его дяди удалось уйти из-под Ведено. И теперь он мог показать дорогу к базе…

Тут он добил братьев последним аргументом. Из ватина телогрейки Доди выпотрошил скомканную бумагу. Развернув ее, он продемонстрировал свои художества. На двух листках из школьной тетрадки были начерчены какие-то заграждения, пунктирные дорожки, окружавшие квадраты с изображением артиллерийских орудий. Доди уверял, что зарисовал расположения почти всех русских баз, находившихся на участке между Шали и Сержень-Юртом, в том числе расположения недавно переброшенных под Старые Атаги подразделений десантников, – в этот район они с матерью ездили на Новый год.

Сообщение, что его ждут не дождутся в лагере и что добираться в горы он должен своим ходом, дядя передал ему якобы через посыльных, побывавших в Мескер-Юрте сразу после Нового года. Доди уверял, что эти люди получили приказ забрать их с матерью и вывезти за пределы республики, чтобы уберечь от репрессий, поскольку родство с дядей Англичанином для федералов давно перестало быть секретом. Но им с матерью не удалось вернуться к назначенному дню в родное село…

В россказни паренька братья и верили и не верили. Любой на месте Кадиева поступил бы точно так же – попытался бы вывезти семью за пределы страны, в надежное и безопасное место. И тем более горькое разочарование обрушилось на братьев в конце всех ожиданий, когда выяснилось, что сопляк всё же умудрился обвести их вокруг пальца. Правда вылезла на свет божий уже в дороге…

Никаких разведывательных поручений мальчишка не получал. В «помощники» дяди он зачислил себя самовольно. Да и в горах его, похоже, никто никогда не видел и не ждал, но этому как раз не стоило удивляться: там не до воспитания малолетних. Ни на какой горной базе Доди сроду не бывал, дороги не знал, о новом местоположении дядиной базы имел такие же смутные представления, как и братья…

Почти до самого Урус-Мартана удалось добраться на попутной машине. Затем шли пешком, старясь не светиться на дорогах. Из-за снегопада походные условия оказались гораздо более тяжелыми, чем братья предполагали. Ходьба по свежевыпавшему снегу изнуряла. Несмотря на то что удалось без приключений одолеть главный отрезок пути к предгорью – обойти урус-мартановский гарнизон, – радоваться было нечему. Из-за многокилометровой петли, которая не входила в «генеральный» план старшего брата, окончательно выбились из графика. К окраинам Гехи-Чу добрались уже с наступлением комендантского часа. Но старший брат предусмотрел эту задержку.

У родственницы в Гехи-Чу пришли в себя от усталости, обогрелись и заночевали. Однако на следующий день погода выдалась ясная, округа могла на километры просматриваться в оптику. И пришлось ждать до вечера. В дорогу двинулись только в пятом часу, на ночь глядя.

Ближе к горам продвигались по бездорожью, стараясь не отдаляться от трассы – она оставалась ориентиром. Снег здесь лежал еще более рыхлый и глубокий. К полуночи все трое едва волочили ноги от усталости. А до лагеря оставалось еще километров десять.

Арби предложил сделать перекур. В лесной чаще развели костер, перекусили, подсушили обувь, по очереди вздремнули. Короткий сон еще больше давал почувствовать усталость. Предрассветное время было самым мучительным. Со стороны гор несло холодом. Тропы практически не просматривались, а подъем становился всё круче. В довершение ко всему со стороны предгорья послышался нарастающий стрекот вертолета.

По пояс утопая в снегу, все трое бросились к лесистой лощине. И едва удалось скатиться в рытвину у подножия леса, как из-за скал показалась армейская «восьмерка». Отсвечивая блистером, вертолет сделал круг, обогнул снежные гребни по периметру леса и завис над дорогой. Следы, уводившие к чаще, не могли сверху не видеть. «Восьмерка» зависла еще ниже; пилот даже не опасался, что его могут подвергнуть обстрелу… Однако пронесло и на этот раз. Сделав контрольный круг, вертолет стал удаляться в обратном направлении…

Арби не мог скрыть беспокойства. Вряд ли федералы ограничивались облетом предгорья и осмотром склонов с воздуха, для чего-то же велось наблюдение. Координаты, скорее всего, уже передали наземному подразделению. Старший брат не сомневался, что их еще раньше где-то подловили в оптику. Надежды на непогоду, на метель, начавшуюся с рассветом, оказались тщетными. Уже через час снегопад утих, и вереница следов, которые они оставляли за собой, вполне могла просматриваться в обыкновенный бинокль.

По мере того как поднимались в горы, мороз усиливался. С хребтов тянул ледяной ветер. Холод обжигал щеки и глаза. Когда позади остался перевал, за которым предстояло сделать окончательный выбор маршрута, изнуренные путники сбросили под елью рюкзаки, дружно завалились в сугроб и некоторое время, пытаясь отдышаться, молчали.

Дальше предстояло подниматься либо по дороге, уводившей вправо через ельник, которая едва-едва угадывалась под волнистой гладью снега, чтобы затем уже перелесками продолжать восхождение до самых гор. По всем соображениям, этот маршрут был наименее рискованным, но ходьбы получалось на несколько километров больше. Либо оставался второй вариант, позволявший срезать дорогу, – взяв левее. В этом случае примерно в течение часа пришлось бы подниматься вверх по открытой местности. Риск обнаружения существенно возрастал, голое пространство при ясной погоде могло просматриваться с большого расстояния.